Иосиф Данилович Берёза – родной брат моего прадеда Фёдора Даниловича – самая тёмная фигура среди известных мне родственников. Он служил в НКВД, и, как я потом выясню, принимал участие в Большом терроре. Ни я, ни кто-либо из семьи не подозревал о его существовании. Со своим родным братом он по всей видимости не общался.
Как я уже писал, я узнал о существовании Иосифа Даниловича случайно: наткнулся на страницу о нём в картотеке сотрудников НКВД (сейчас данных там больше благодаря мне), когда искал информацию о его брате – фамилии и отчества у них, естественно, совпадают.
Младший лейтенант госбезопасности Иосиф Берёза до января 1937 года служил начальником Нерчинского управления НКВД, а в январе был отозван в распоряжение управления по Восточно-Сибирской области.
Позже информация о нём появилась на сайте «Память народа» (так я узнал его звание в 1940-х – майор – и то, что он был награждён медалью «За победу над Германией», что, правда, вовсе не означает, что он был на фронте). Совсем недавно я обнаружил его фотографию в галерее музея при главном храме Министерства обороны в Кубинке.
Да, главное, что я узнал на «Памяти народа», было вовсе не звание и не информация о награждении. Главное – место и год его рождения, которые не позволяли мне больше сомневаться: передо мной родной брат моего прадеда. Как и Фёдор Данилович, Иосиф Берёза родился в селе Калиновка Николаевской области Украины. Он был старше Фёдора на четыре года – родился 4 апреля 1901-го.
Потом, когда я наткнулся на метрические книги Калиновки на сайте архива Николаевской области, первое, что я посмотрел, была запись о рождении прадеда. Второе – о рождении его брата Иосифа. Оба они родились в семье калиновских мещан Даниила Ивановича и его супруги Надежды Митрофановны. Оба были крещены в православии.
Позже я узнаю, что у них был еще один брат – Дмитрий и сестра Мария.
Когда я впервые открыл страницу Иосифа Берёзы на сайте картотеки НКВД, то не обратил внимание на закладку «обсуждение». На этой странице один из составителей базы Станислав Рачинский писал, что в Книге памяти Иркутской области есть фрагменты протоколов допроса Иосифа Берёзы, из которых стало известно, что он принимал участие в репрессиях корейцев и китайцев в Иркутской области в 1938 году.
Я нашёл эту книгу в библиотеке московского Музея истории ГУЛАГа. Издание на самом деле называется Книга памяти жертв политических репрессий в Восточной Сибири. Странная книга, где мартиролог перемежается с материалами архивов правозащитников, которые не всегда имеют отношение к делу.
Однако, в книге опубликован мало известный даже исследователям (как я потом выясню) документ — «Обзорная справка по архивному уголовному делу №Н-15218», которое велось в отношении Бориса Александровича Малышева (настоящая фамилия – Ильюченко) – начальника Иркутского НКВД.
Он был арестован в 1939 году по обвинению в участии в «контрреволюционной заговорщической организации, существовавшей в органах НКВД, ставившей своей задачей свержение советской власти в СССР путем вооружённого выступления, террора в отношении руководителей ВКП (б) и советского правительства, шпионажа в пользу иностранных государств и вредительства».
В 1941 году Малышев был признан виновным и расстрелян. При пересмотре дела в 1957-м обвинение в заговорщической деятельности было снято, однако деятельность, «направленная на осуждение невиновных людей к тяжким мерам наказания, а также нарушение законности при расследовании дел» была подтверждена, и в реабилитации бывшему начальнику Иркутского НКВД было отказано.
По делу Малышева проходило немало его бывших подчинённых, в том числе и мой родственник. В ходе допросов выяснилось немало подробностей о персональном участии в Иосифа Берёзы в репрессиях.
В годы Большого террора (1937-1938) Берёза занимал пост заместителя начальника 2-го отдела 3-го отделения Иркутского НКВД. Третьи отделения занимались контрразведывательными операциями, а отделы внутри них специализировались на тех или иных национальных операциях. Мой родственник, как я написал выше, курировал репрессии против корейцев и китайцев, проживавших в регионе.
В его биографической справке я сделал большой раздел с выписками из дела Малышева. Нет смысла здесь их цитировать. Скажу только, что только китайцев, по данным одного из допрашиваемых чекистов, было арестовано около 2 тысяч. Задержанных избивали, и все они признались в шпионаже в пользу Японии.
«Показания их были настолько карикатурными, что служили еще в то время предметом посмешища и развлечений среди сотрудников УНКВД», — рассказывал следователям в 1950-х бывший сотрудник иркутского управления.
Что делали с несчастными, я так и не понял — то ли депортировали, то ли расстреливали, то ли сажали. Я пытался найти в интернете исследования, посвященные репрессированным китайцам и корейцам. Нашел серию книг памяти «Корейцы – жертвы политических репрессий в СССР 1934-1938». Кроме мартиролога они содержат фотографии и выдержки из архивных следственных дел и воспоминания жертв репрессий, членов их семей. Я написал составителю этих сборников – Светлана Николаевне Ку-Дегай (не без труда нашел ее почту), но она (пока) не ответила.
Эти книги есть в библиотеке «Мемориала» и Сахаровского Центра. Обязательно найду время и посмотрю их.
В Музее истории ГУЛАГа, куда я ходил знакомиться с Книгой памяти Восточной Сибири, я разговорился с сотрудницей. Спрашивал её совета, как искать информацию не о репрессируемых, а о репрессирующих. Такого опыта у неё, к сожалению, не было, но она посоветовала мне книгу своего коллеги, директора Центра документации музея Александра Макеева «Сиблаг НКВД. Последние письма пастора Вагнера». Я её тут же купил в книжной лавке музея.
Макееву удалось восстановить имена всех чекистов, причастных к расстрелу его прадеда, вплоть до членов расстрельной команды. В книге он подробно рассказывает, как собирал информацию о них.
Я решился написать Александру, чтобы попросить совета по поиску. Решение написать далось мне непросто: он собирал досье на преступников, убивших его родственника, я – праздно интересуюсь биографией такого же палача, который приходится мне двоюродным дедом. Но Александр с пониманием отнёсся к моей просьбе и вызвался помочь. Мы и сейчас продолжаем с ним переписку – я рассказываю о своих находках и советуюсь по делу Ефрема Палагина.
Первое, что рекомендовал мне сделать Макеев, — написать в архивы новейшей истории (бывшие партийные архивы) Забайкальского края и Иркутской области, где Иосиф Данилович служил. Если он был членом ВКП (б), что весьма вероятно, то в материалах архивов должен был сохраниться номер его партийного билета, писал Александр.
Имея номер билета, можно обращаться в Российский государственный архив социально-политической информации, бывший архив ЦК КПСС. Там хранятся личные дела всех членом партии, в том числе их автобиографии, которые они писали при переоформлении партбилетов (их меняли в 1936, 1954 и 1971 годах).
Еще Александр дал несколько фамилий сибирских исследователей спецслужб. Среди них оказался Алексей Георгиевич Тепляков – историк из Новосибирска, автор книги «Машина террора: ОГПУ-НКВД Сибири в 1929-1941 годах». Я нашел в интернете его интервью Михаилу Соколову с Радио Свобода. У Михаила электронного адреса Теплякова не оказалось, только телефон. Звонить я постеснялся (хотя Соколов разрешил на него сослаться), и нашел в интернете почту историка. Он откликнулся на моё письмо в тот же вечер.
В картотеке Теплякова, как он написал, был «минимум сведений» об Иосифе Даниловиче, хотя и они показались мне невероятной удачей:
БЕРЁЗА Иосиф Данилович (? — ?). Чл. компартии. На май 1936 – в УНКВД ВСК, мл. лейтенант ГБ (20.5.1936). На 1937 – сотрудник Читинского оперсектора УНКВД ВСК, 28.7.1937 был искл. из ВКП(б) за антипартийные взгляды и нежелание работать в НКВД. ГАЗК, фонд п-3, опись 1, дело 198, л. 6.
По понятным причинам больше всего меня заинтересовала информация об исключении из партии. Я уточнил у Теплякова, мог ли мой родственник продолжить делать карьеру в НКВД после исключения с такой формулировкой.
«В эту систему — вход рубль, выход — два и более. Человек, обученный работать с агентурой и допрашивать, считался важным секретоносителем. Так что всё решало начальство — выгнать или всё же вразумить и использовать. И т. Берёза все понял и работал активно — видать, ему хорошо всё объяснили…» — ответил историк.
Он тоже посоветовал писать в архив Забайкальского края, а ещё – в Омское управление ФСБ, где находится депозитарий для хранения личных дел региональных чекистов. Этим советом я тоже воспользовался, но об этом позже.
В конце июля я направил запросы в Госархив Забайкальского края и Госархив новейшей истории Иркутской области. Большие надежды я возлагал на Забайкальский край – в этот архив советовали обратиться оба историка. Но уже в первых числах августа пришел ответ из Иркутска, и я не поверил своим глазам.
Абсолютно бесплатно, без лишних вопросов и подтверждения родства эти добрые люди прислали мне:
- личный листок по учету кадров от 31.01.1939 г.;
- автобиографию от 03.02.1939 г.;
- справку на Берёзу И.Д. от февраля 1939 г.;
- выписку из протокола заседания бюро Иркутского обкома ВКП (б) от 08.05.1939 г. об утверждении Берёзы И.Д. заместителем начальника по политической части тюремного отдела УНКВД.
Самый интересный материал – автобиография. В ней Иосиф Берёза подробно пишет о своем происхождении, детстве, трудовом пути, службе в армии, об образовании и партийном стаже, о том, как пришёл в НКВД.
Не буду её пересказывать, чтобы не удлинять и без того гигантский пост. Здесь она опубликована полностью.
В архиве Забайкальского края информации оказалось гораздо меньше – только сведения из учетной карточки, которые дублировали то, что мне ранее прислали из иркутского архива. Правда, в отличие от Иркутска, Чита попросила за свою справку на двух страницах почти полторы тысячи рублей.
Чем больше получаешь ответов из архивов, тем сильнее архивный аппетит. Казалось бы, я получил такую информацию, о которой не мог и мечтать, и следовало бы её как-то переварить – пополнить биографические справки, оцифровать и выложить на сайт самые интересные документы, собрать информацию о местах работы, которые упоминаются в биографии и т.д. Вместо этого я продолжил слать запросы.
Следующей моей «жертвой» стал омский депозитарий ФСБ. С письмом в контору я долго тянул, понимая, что без доказательства родства они личное дело своего не пришлют, а прямое родство доказать я не смогу.
Ответили быстро. Подтвердили, что личное дело «бывшего сотрудника госбезопасности» у них на хранении имеется, но прислать они мне его смогут, если я пришлю им свой паспорт и документы, подтверждающие родство.
Омск ссылался на Административный регламент ФСБ по предоставлению государственной услуги по выдаче архивных справок или копий архивных документов, утвержденный приказом ФСБ от 28 августа 2013 года №459. Согласно пункту 16 этого регламента:
Для истребования сведений, содержащих персональные данные о третьих лицах, дополнительно представляются документы, подтверждающие полномочия заявителя, предусмотренные законодательством Российской Федерации.
Какие именно документы имеются в виду, и каким именно законодательством этот вопрос регулируется — непонятно. Во всяком случае, я так и не смог в этом разобраться.
По совету Александра Макеева, я отправил в ФСБ цепочку документов, подтверждающих мое родство с Федором Даниловичем (заканчивая свидетельством о рождении его сына, Руслана Фёдоровича), и автобиографию Иосифа Даниловича, где он в том числе пишет о брате.
Надеюсь, этого будет достаточно. А если нет, то, как справедливо заметил Макеев, ФСБ при отказе будет на что-то ссылаться, и тогда будет понятно, что делать дальше.
Да, забыл написать о ещё одном документе, который есть в Иркутском архиве новейшей истории. Это персональное дело Иосифа Берёзы, где его обвиняют в «аморальном поведении». О чём именно идёт речь, я пока не знаю – дело датировано 1946 годом, и срок давности по нему истекает в сентябре следующего года.